Александр Артёмов
Октябрь 1917
года, очередная годовщина которого не отмечается в путинской России, обычно
представляют по картинам Владимира Серова (таким, как "Ленин провозглашает
советскую власть") и других классиков советской живописи. Но кроме
торжественной, парадной стороны провозглашения революционной власти была и
другая сторона, непарадная, которую напоказ не выставляли. Однако она
заслуживает внимания.
В беседе с
писателем Феликсом Чуевым бывший глава Совнаркома Вячеслав Молотов рассказывал:
"Мне до сих пор почему-то запомнилось, в голове сидит, даже представляю
натурально, как Ленин провозглашает Советскую власть. Я был позади трибуны... И
мне почему-то помнится, что Ленин, обращаясь к аудитории, к залу стоял, и одна
нога у него была приподнята - имел он такую привычку, когда выступал, - и видна
была подошва, и я заметил, что она протёрта. Форма дырки даже отпечаталась в
голове..." Молотов так увлёкся своим рассказом, что стал рисовать на
бумаге форму дырки на ленинском ботинке. Потом показал Чуеву получившийся
рисунок: "Вот примерно такая штука протёртая. Но есть там вторая стелька.
Вторая стелька ещё сохранилась, а нижняя подмётка протёрта. Даже форму подошвы
запомнил..."
Интересно, почему
экс-главе правительства СССР, многое за свою жизнь пережившему и повидавшему,
спустя добрых полвека с лишним из исторической сцены провозглашения Советской
власти запомнился такой вроде бы ничтожный пустяк - форма дырки на ботинке В.
И. Ульянова? Может быть, потому, что это был совсем не пустяк, а... символ?
Ведь не один Владимир Ильич, а все люди, пришедшие к власти в Октябре 1917 года
(или, по крайней мере, их основная часть, костяк), очень строго ограничивали
себя в личных благах. И это была для них отнюдь не случайная черта, а коренное,
фундаментальное свойство.
Что
революционер-подпольщик Владимир Ульянов, пришедший в Смольный в парике и со
сбритыми бородой и усами, носил дырявые ботинки - это совсем не удивительно. Но
ведь такой же скромной его обувь оставалась и позднее, когда власть уже давно и
прочно была в руках его соратников. В 1921 году один из слушателей речи
Владимира Ильича заметил на правом его ботинке аккуратную заплатку возле
мизинца...
Когда Ленину
предлагали как-то улучшить его быт, он обычно отвечал риторическим вопросом:
"Что сказали бы об этом рабочие?". Лидия Фотиева вспоминала такой
случай после революции: "У него [Ленина] мёрзли ноги в кабинете, и он
попросил дать ему войлок под ноги. Войлок достали... Но позже удалось достать
шкуру белого медведя. Большую, роскошную шкуру расстелили под письменным столом
и креслом и были рады: и красиво и тепло будет Владимиру Ильичу. Но, придя в
кабинет и увидев эту обновку, Владимир Ильич рассердился. Он сказал: "В
нашей разорённой, полунищей стране такая роскошь недопустима". Пришлось
убрать шкуру и водворить на её место войлок". Другая похожая история: в
декабре 1921 года, после смены истопников, в квартире Ульяновых по ошибке не
топили целых девять дней. Ленин не жаловался, сидел дома, закутавшись шалью
жены, и говорил своим домашним: "В Москве топливный кризис, ничего не
поделаешь, не мы одни, а многие переживают этот недостаток". "Ох уж
эти большевики, - шутил Ленин по поводу нехватки дров, - послал их бог на нашу
голову".
Ещё раз стоит
подчеркнуть: бытовая скромность и самоограничение были не личными качествами
одного человека, таково было общее свойство всей революционной
"элиты", если выражаться современным языком. Илья Эренбург в романе
"День второй" так рисовал портрет типичного представителя этой
социальной группы, большевика Шора:
"Его послали
в Лондон: продавать лес. Он встретился с крупным английским инженером.
Англичанин спросил Шора: "Как вы работаете в столь мизерных условиях? Я
читал, что в России редко у кого из специалистов ванна, не говоря уж об
автомобиле. Может быть, вы мне скажете, сколько у вас зарабатывает такой
специалист, как вы?" Шор поглядел на англичанина, и в глазах Шора
показалось глубокое веселье. Он ответил: "Это называется - партмаксимум.
Ерунда! Меньше, чем этот швейцар. Может быть, как дипломат, я должен говорить иначе.
Но по-моему, правда куда лучше. У меня, например, нет машины. Иногда я жду
трамвая полчаса и, не дождавшись, иду пешком. Мыться приходится в бане: два
часа потеряны. Наша страна ещё очень бедная. Вы меня спрашиваете, сколько я
получаю. Я мог бы вам ответить: столько-то - в рублях. Перевести на фунты
трудней. Но и не в этом дело. Я получаю радость. А сколько, по-вашему, стоит
настоящая радость - ну, хотя бы в фунтах?.." Англичанин вежливо
улыбнулся."
Может быть,
главный переворот 25 октября 1917 года в том и заключался, что на место
государевых слуг в шитых золотом мундирах, усыпанных драгоценными орденами,
пришли люди в бедной одежде и протёртой до дыр обуви? И, разумеется, с
соответствующей психологией, системой ценностей, в которой личные блага и
личное богатство занимали не первое, не второе и даже не десятое место. А
ордена, медали, чины, звания и пр. и пр. поначалу вообще никакого места не
занимали.
Советская
"История дипломатии" издания 1945 года описывала такой поучительный
эпизод: посол Испании в конце 1917 года оказал некоторую любезность молодой
Советской республике. "Накануне его отъезда из Петрограда в Наркоминдел
явился секретарь испанского посольства и намекнул, что за такую услугу...
обычно полагается орден. Сотрудники Наркоминдела подошли к шкафу, вытащили кучу
орденов... и высыпали на стол. "Выбирайте любой", - заявили они
испанскому дипломату. Поражённый испанец ретировался".
Нынешняя
российская "сколенвстающая" элита составляет разительную
противоположность революционерам, взявшим власть 96 лет назад. Это люди, для
которых личные блага - всё, всё остальное - ничто. И не случайно современная
Россия порадовала (а скорее - повеселила) остальной мир такими позорными
"рекордами", как самая большая в мире частная яхта, самый большой в
мире частный самолёт и самое большое имущественное расслоение в обществе.
Откуда же взялся
тот огромный заряд энергии, который полвека после революции позволял стране
выигрывать войны, строить промышленность, развивать науку и запускать
космические корабли? Ведь в 1917 году революционеры, тем более одни большевики,
составляли ничтожную горстку среди 150-миллионного российского моря. Как
говорил в 1922 году В. И. Ульянов, "есть маленькая, ничтожная кучка людей,
называющая себя партией. Это ничтожное зёрнышко поставило себе задачей, а
именно переделать всё, и оно переделало". Может быть, такой заряд энергии
во многом был создан благодаря тому, что эта горстка людей отказалась от
большинства личных благ во имя дела, в которое искренне верила?
Можно сказать
по-простому: такая задача - "переделать всё" - требовала огромного
исторического усилия, предельного напряжения всех сил. А откуда было бы взяться
этому усилию, если бы вся энергия руководящего слоя общества изначально
рассосалась бы на обрастание личными благами?
Вот ведь какой исторический
парадокс образуется - дырявые, а позднее заплатанные ботинки главы Советского
правительства предвосхищали превращение отсталой России в мировую сверхдержаву.
А драгоценные часы, поблескивающие сейчас на запястьях нынешних "первых
лиц" государства, духовных и светских, символизируют ровно обратное -
регресс и деградацию, полное превращение страны в колонию или, скорее, раздел
её на множество колоний...
Комментариев нет:
Отправить комментарий