(М. Кукобака
против А. Подрабинека)
Михась КУКОБАКА,
диссидент на пенсии (Москва). ketzer68@yandex.ru
ОТ РЕДАКЦИИ.
Публикуя настоящую заметку автора "Свободного слова" с
четвертьвековым стажем и бывшего советского диссидента и политзэка Михаила
Кукобаки, мы исходим из того, что, раз Александр Подрабинек упомянул его на
страницах мемуаров, Кукобака, бесспорно, имеет право прокомментировать эти
упоминания так, как считает нужным. Даже если его мнение совершенно не
совпадает с точкой зрения редакции "Свободного слова". За
достоверность излагаемых М. Кукобакой фактов также отвечает автор. Разумеется,
мы готовы предоставить слово для ответа и Александру Подрабинеку, если он того
пожелает.
Скажу откровенно,
не было особого желания обсуждать своего бывшего коллегу по так называемой
правозащитной деятельности. Но вот приходится. Уже довольно длительное время
г-н Подрабинек пытается играть роль некоего непогрешимого морального Аятоллы,
позволяющего только ему судить, кто "чистый", а кто
"нечистый". Тот неправ, что выехал из страны, не отсидев срока. А вот
этот "настоящий" - выехал после отсидки. Или об оппозиции. Бывший
чекист?! - Не место в оппозиции! А вот этот оппозиционер
"неправильный"; потому что не пустил к микрофону брата Подрабинека.
Хотя всем известно, при любом организованном мероприятии есть регламент работы
и план: кому, сколько и по какой теме выступать. И ради человека "с
улицы" нарушать порядок не обязаны, даже если этот человек где-то, для
кого-то авторитет. В своей заметке в
"ЕЖе" писатель Владимир Войнович деликатно, но весьма убедительно
показал ошибочность суждений Подрабинека с позиции общечеловеческой морали.
Думаю, это бесполезно. Ведь Подрабинек убеждён, что лишь он один "шагает в
ногу", а все вокруг, так себе - толпа.
Некоторое время
назад одна журналистка из Беларуси сообщила мне, что г-н Подрабинек опубликовал
мемуары, в которых упоминает о разных диссидентах, включая и моё имя. Сообщила,
видимо ожидая от меня некоторых пояснений. Я заинтересовался. Ведь мемуары -
это имена, события, факты. А не
фантазии, как измышления праздного ума. Ну что ж, человек решил стать
писателем. Флаг ему в руки! - как говорится. Бегло пробежав кусок текста,
наткнулся на абзац, в котором Подрабинек скромно упоминает, что уже в 4-ёхлетнем возрасте (!) пытался что-то
нацарапать на бумаге. "Странно, что за последние 40 лет ни одного нового
Толстого или Достоевского в России не появилось", - выразил я недоумение
журналистке, прочитавшей эти "воспоминания" г-на Подрабинека.
Сам давно пришёл к выводу, что мемуары вещь
неблагодарная и достаточно щепетильная, если хочешь быть честным и писать правду.
Ведь у многих, как и у самого автора, могут быть свои "скелеты в
шкафу". И, конечно, не избежать чьего-то недовольства.
В мемуарах люди
нередко стремятся преувеличить свою значимость в каких-то событиях или
оправдаться в собственных ошибках. Иногда мемуары используются для сведения
личных счётов с оппонентами. Именно это и обнаружилось у г-на Подрабинека.
Вот цитирую
(выделено мной. - М. К.): "...Как только в 1977 году в Московской
Хельсинкской группе начались аресты, СПЕШНО ЭМИГРИРОВАЛА В США ЛЮДМИЛА
АЛЕКСЕЕВА (и вернулась только в 1993 году уже в новую и безопасную
Россию)".
Уезжали за кордон
многие. И далеко не все вернулись (тот же Буковский) "в уже новую и безопасную Россию".
Но "булавочный укол" только Алексеевой. Вообще-то "спешно"
можно выскочить из горящего дома. А вот
"спешность выезда" из страны определялось только КГБ, а не желанием
субъекта. Что касается эмиграции, аргументированно ответил Подрабинеку писатель
Войнович в заметке "Расплатившись с долгами". И добавить к этому, по
сути, нечего. К слову, когда эмигрировала Людмила Алексеева, почти одновремённо
выехали многие. Вместе с ныне известным израильским писателем Игорем Губерманом
я был в квартире историка Михаила Бернштама (члена МХГ тогда), получившего
разрешение и паковавшего чемоданы. Он откровенно признался: "Знаешь, я
боюсь попасть в психушку; я не смогу там выжить". И можно ли осуждать
человека за это?! Подрабинек и не осуждает Бернштама. Он цепляется только к
Алексеевой, вернувшейся (в отличие от многих) в Россию и создавшей сеть
правозащитных организаций почти по всему СНГ.
Но чем объяснима
такая враждебность к руководителю МХГ Людмиле Алексеевой в последние годы?
Предыстория такова. В конце 90-ых г-жа Алексеева имела неосторожность дать
взаймы г-ну Подрабинеку крупную сумму денег. По устному соглашению, Подрабинек
должен был постепенно, частями возвращать долг.
МХГ арендовала для своего офиса в Б. Головинском переулке большое
помещение. И опять-таки по "неосторожности", временно уступила пару
комнат для г-на Подрабинека, который издавал свой бюллетень. Прошло время, и в
связи с расширением своих программ Алексеева предложила Подрабинеку освободить
помещение и даже попыталась помочь ему в подборе офиса для редакции, в районе
метро "Менделеевская". Подрабинеку крайне не понравилось уходить с
насиженного места. Как нередко при "разводе", возник спор
хозяйствующих сторон. Алексеева потребовала оплатить причитающиеся расходы по
коммуналке, а Подрабинек, в свою очередь, выставил счёт за публикацию вкладыша
МХГ в своём бюллетене. Откуда такие подробности? Подрабинек и Лев Пономарёв
(представлявший МХГ) принципиально не общались друг с другом и я, в качестве
"посредника" бегал между ними. К соглашению о платежах не пришли, и
тогда Подрабинек категорически отказался вернуть Алексеевой оставшуюся часть
личного долга. Тогда я в глаза сказал: "Саша, это - непорядочно, ты не
прав. Твой аргумент, мол, занимал деньги на "правозащиту" - не
состоятелен. Личный долг - это как "карточный" - подлежит
обязательному возврату. Любому кредитору не интересно, для какой цели заём; на
покупку холодильника или так называемую "правозащиту". А спор
хозяйствующих субъектов к этому не имеет отношения". Мы разошлись каждый
при своих мнениях.
И с тех пор,
замечаю, при любом случае, в своих публикациях
Подрабинек пытается как-то "ущипнуть", уколоть Людмилу Алексееву. Примерно так же ведёт себя
и Лимонов из-за политических разногласий с Людмилой Михайловной. Но у Лимонова
хамство в крови, что называется. И в отличие от г-на Подрабинека он никогда и
не пытался рядиться в тогу "правозащитника", либерала и т.п. Критикуя
в своих заметках Путина и власть, г-н Подрабинек проявляет такую же, как и
Путин, мелко-злобную мстительность к людям, чем-то ему не угодивших. Здесь
срабатывает некий комплекс, когда должник ненавидит кредитора. Или же человек,
проявивший непорядочность к кому-то, пытается принизить, опорочить его. Чтобы
таким образом "успокоить" свою совесть: мол, он не лучше меня.
Похоже, так и можно объяснить поведение г-на Подрабинека. Но правомерна и другая
версия. Без преувеличения, Людмила Алексеева - фигура европейского масштаба,
вследствие своей многогранной и реальной правозащитной деятельности. В отличие
от г-на Подрабинека, эксплуатирующего свой прежний диссидентский капитал. Ну,
пробавляется ещё заметками в сети. Статьи иногда неплохие и к месту. А иногда
очень и очень даже "не к месту". И потому у него проявляется зависть,
ревность к Алексеевой; жажда неутолённого тщеславия. И желание как-то
принизить, косвенно опорочить человека. Ещё пример на эту тему.
В ноябре 1976
года группа московских диссидентов предложила г-ну Подрабинеку съездить в
Могилёв по моему делу. Следовало донести до белорусских властей, что судьба
Кукобаки небезразлична не только московской общественности. В незнакомом городе
пришлось провести ночь на вокзале. Ожидая Главврача в приёмной психбольницы,
поведал о своих проблемах секретарше. И та, посочувствовав, предложила ночлег в
своей семье. Надо помнить, что паспортный режим был строже, чем сегодня. К тому
же Подрабинек приехал из Москвы по делу человека, который был "костью в
горле" для местного КГБ. Естественно его сразу взяли под плотную
"опеку". Подрабинек с поручением справился блестяще и, вернувшись в
Москву, написал подробный отчёт о своей командировке.
Но вот, что
"вспоминает" он сегодня, спустя 38 лет с той поездки. Первое,
пытается намекнуть читателю о "флирте" с секретаршей, указывая её
имя. Цитирую: "...юное длинноногое создание", "пригласила в свою
комнату", Наташа метнулась к окну: "накинув халатик" и т. д. И в
качестве "благодарности" за гостеприимство, намекает на её возможное
доносительство: "Наташа стояла молча и смотрела в окно... Было непонятно,
сообщила ли Наташа специально своему начальству, что я ночую в их доме".
Сегодня это "юное длинноногое создание" давно на пенсии. Дети, внуки
и т. д. Как и написавшая из Минска журналистка, эта бывшая секретарша (или
кто-то из её семьи) может прочесть в интернете "откровения" г-на
Подрабинека. Далеко не уверен, что им это приятно. Приезжему, незнакомому
человеку посочувствовали, что ночь провёл на вокзале; впустили в свой дом. И
вот такие "воспоминания". Лишь по мотиву, что Подрабинеку захотелось
блеснуть перед публикой в роли некоего "донжуана". Плюс,
бездоказательно заподозрить в доносительстве.
Полагаю, не каждый согласится,
ЧТО ПОДОБНЫЕ ВЕЩИ МОЖНО ПУБЛИКОВАТЬ В МЕМУАРАХ. Я разыскал в своём архиве
отчет, составленный Подрабинеком в 1976 году. Обнаружил заметное расхождение с
его сегодняшними "воспоминаниями".
Теперь, что же
"ВСПОМИНАЕТ" Подрабинек сегодня обо мне? Тоже имеет смысл
проанализировать. Коротко о предыстории событий. После шести с лишним лет
заключения, через полгода, меня снова арестовали и упрятали в психушку. К тому
времени я написал и передал на Запад большую статью, в которой заметную часть
занимало описание режима в Сычёвской спецпсихушке. Позже Подрабинек почти целиком включил эту часть в свою книгу
"Карательная медицина". Ещё отправил на радио "Свобода"
большую аналитическую статью "Защита прав человека и разрядка -
неделимы". Написал типа фельетона в журнал "Вожык" (аналог
"Крокодила") о злоупотреблениях местных чиновников. Потом составил
коллективное письмо в защиту женщины, которую довели до попытки суицида. И
настойчиво распространял ВДПЧ, разъясняя её смысл, и несоответствие советской
практики со статьями Всеобщей
Декларации. В общем, проявлял обычную для диссидента активность. Но для провинциального Бобруйска, к тому же
напичканного кучей военных объектов, подобная активность была непривычной и
сильно нервировала КГБ. Убедившись, что
"мирными" средствами меня не остановить, КГБ попросту упрятало меня в
Могилёвскую психушку.
Должен заметить,
что в любой психушке я чувствовал себя весьма уверенно. За три года в той же
Сычёвке (где реально калечили и даже убивали пациентов), я получил всего один
укол аминазина за драку. Хотя замечу, в спецпсихушке драться гораздо опаснее,
чем в тюрьме. Там могут покалечить или убить, и всё будет по
"закону". Возможно, мне сильно везло или какие-то свойства характера
сказывались. В Могилёве завотделением Мыльников то ли уважал меня, то ли
побаивался. Может, то и другое. Но после первой беседы он разрешил мне посещать ближайший кинотеатр с группой
доверенных пациентов. Как-то одному молодому наглецу я дал в "пятак",
но и сам пропустил удар. Доктор
Мыльников глянул мрачно на синяк под глазом и укоризненно спросил: "Михаил
Игнатьевич, в Вашем статусе, наверное, неприлично ходить с таким видом?" Я
был слегка обескуражен и пробормотал: мол, знаете, иные средства не всегда
помогают. "Но и кулаками не следует решать проблемы", - ответил врач
и тем всё ограничилось.
Во всех трёх
психушках вёл себя, как обычный разумный
человек ведёт себя на свободе. Не буду утверждать, что любому нужно так
себя вести. Это небезопасно.
Ещё пример на эту
тему. Из Сычёвки перевели во Владимирскую психушку. Завотделением Артемьев -
обычный садист. До меня двух человек безнаказанно убил (заколол до смерти).
Сталинист по убеждениям и, естественно, меня воспринимал, как "врага
народа". Мне запретили иметь даже чистую бумагу, конверты. И так неудачно совпало, что один из его
"любимчиков" (стукачей) нахамил мне. В ответ я так ему врезал, что он
чуть сальто в воздухе не сделал. Артемьев был в ярости. Тут же распорядился
перевести меня в надзорную палату, привязать и, естественно, колоть ("лечить").
Пригрозил отправить снова на тюремный режим в Сычёвку. Но к тому времени я успел расположить к себе
медсестёр и санитарок. Плюс ко всему, мне покровительствовал санитар надзорной
палаты - бывший сотрудник НКВД, работавший ещё при Ежове. И, к слову,
гонявшийся в своё время за православным диссидентом Котовым, о котором
Подрабинек упоминает в своей книге. Естественно, никакие "связки" и
уколы ко мне не применялись. Во время обхода я самостоятельно
"привязывался" и корчил страдальческие гримасы. Врач-садист лишь
злорадно ухмылялся, видя "мучения" пациента. Едва его спина
скрывалась за дверью, как я тут же принимал вертикальное положение и занимался
своими делами.
Я не специалист,
чтобы разбираться в странностях чужой психологии. Но интуитивно улавливал,
когда и как себя вести. Подробнее об этом в очерке "Какие тайны хранит
институт Сербского". После пары бесед Артемьев всё же стал разрешать мне
выезжать в город с медсестрой по хозяйственным делам. Выходил за пределы
психушки и самостоятельно, с разными поручениями. В тот период четыре разных
человека без проблем приходили ко мне на свидания. Хотя содержался в статусе
"принудительного лечения". То есть по судебному приговору. Чего уж говорить о Могилёве! Доктор Мыльников был истинным гуманистом по
тому времени и вполне доверял мне. Эти подробности привёл к тому, чтобы
показать: детективность описания "подвигов" г-на Подрабинека явно
придумана. Ещё он описывает, как "в рукопашную" боролся с милицией,
защищая академика Сахарова на митинге в Пушкинском сквере 5 декабря 1976 года.
Пикантность в том, что я сам тогда был на этом митинге вместе с генералом
Григоренко и ничего подобного не помню.
На мой взгляд, его "воспоминания" больше соответствует жанру
беллетристики, чем мемуарам. Лучше уж детективы Донцовой читать.
За 25 лет
профессионального (то есть за плату) занятия журналистикой Подрабинек хорошо
освоил нюансы русского языка, позволяющего одним словом, одной двусмысленной
фразой или недоговоренностью как-то принизить, оскорбить неугодного ему
человека. При этом не быть явно "схваченным за руку". Вот его
фраза в тексте: "Кукобака произвел
на меня несколько странное впечатление, но я списал это на тяготы его
пребывания в психбольнице". Ну, к примеру: если я назвал человека
"вором", то логично пояснить где, когда и кого обокрал. Так ведь? И
лишь потом "списать это на тяготы его жизни". Подрабинек оставляет читателю самому
домысливать об этом СТРАННОМ ВПЕЧАТЛЕНИИ. А посторонний человек домысливает "правильно". Раз
человек в психушке, значит у него с головой не в порядке, потому и СТРАННОЕ
ВПЕЧАТЛЕНИЕ произвел на автора. Как говорится, "булавочный", но
укол. В его отчёте в 1976 году таких
оценок нет. Ещё фраза: "Михаил Кукобака, которому в то время было уже
сорок лет, ПОПАДАЛ В ПСИХБОЛЬНИЦУ НЕ ОДИН РАЗ". (Выделение моё). Формально
всё правильно. Но снова подтекст.
Посадили-то человека во второй
раз? Но фраза "не один раз"
создаёт ощущение множественности - равноценна "многократно". Ещё
"укол". Теперь о "ПОПАДАЛ".
Попасть можно в собачье дерьмо на газоне. Или в автоаварию. Когда ни пешеход, ни
водитель не ПЛАНИРОВАЛИ аварию. Попасть можно и в психушку, когда, в результате
внезапной болезни, родственники или соседи вызовут "скорую". Именно
такой намёк и делает "правозащитник" г-н Подрабинек, применяя такую
двусмысленную формулировку. Естественно, с целью косвенно опорочить бывшего
коллегу. Я ведь писал "о тяготах", и о причине своего
"попадания" в психушку?
Но здесь важен
ещё такой нюанс. Представим, что сегодня власти начали ли бы кампанию по
дискредитации Кукобаки или Алексеевой, готовя почву для репрессивных мер. И здесь, объявляя Кукобаку
сумасшедшим, очень удачно процитировали бы показания Подрабинека из его
"воспоминаний". Мол, видите, даже сам "непогрешимый" авторитет
Подрабинек подтверждает, что Кукобака психически болен. Ну, а иные лица у
власти, желая обвинить Алексееву в трусости или ещё в чём-то, с удовольствием
сослались бы на "показания" Подрабинека. Возможно, эту цель и
преследует бывший "правозащитник"? Теперь вопрос, а за что сам
Кукобака попал в немилость к Подрабинеку?
Ну, об одной из причин упомянул выше: это его конфликт с Людмилой
Алексеевой. Вторая причина, когда пару
лет назад Подрабинек высокомерно стал поучать, кого следует считать оппозицией,
а кого нет. К примеру, Подрабинеку очень не нравится бывший депутат Геннадий
Гудков. Его аргумент - "бывших чекистов не бывает!" Ему возразил на
"ЕЖе" журналист Мильштейн. Я поддержал Мильштейна, в заметке
"Подрабинек против депутата Геннадия Гудкова", добавив, что это не продуктивная позиция.
Позитивнее будет придерживаться формулы, что "вечных
врагов не бывает". В качестве примера назвал бывшего капитана КГБ Орехова,
полковника КГБ Александра Лебедева, генерала ГРУ Дмитрия Полякова, около 25 лет
безвозмездно работавшего на ЦРУ, исключительно из патриотических
соображений. Оппозиция - это не закрытый
клуб, куда Подрабинек будет пропускать желающих через фейс-контроль.
Ну, и ранее,
когда г-н Буковский к 80-летию Михаила Горбачёва решил привлечь его к уголовной
ответственности в Лондонском суде, а Подрабинек его поддержал. В статье
"Буковский против Горбачёва" я высмеял бывшего диссидента Буковского
за его, мягко говоря, непорядочное намерение. Через 20 лет после отстранения
бывшего Генсека от власти вдруг "проснуться" и попытаться его осудить?
Тот же мотив: чрезмерное, неутолённое тщеславие и самопиар. Моя статья была
опубликована в одной из крупнейших газет в Балтиморе. В Москве - в
"Свободном слове". В своём ответе г-ну Подрабинеку писатель Войнович
деликатно обратил внимание на чрезмерно мягкий приговор диссиденту Подрабинеку
в 1978 году. Я не писатель, а публицист, и потому "деликатность" мне
не присуща. Коль Подрабинек всех обсуждает и оценивает, попробуем и мы
присмотреться к "правозащитнику" чуть внимательнее. Действительно, а почему такую
"льготу" получил от Лубянки Подрабинек за передачу рукописи на Запад?
Всего пять лет ссылки по статье за "антисоветчину"?! Причём, в
отличие от многих репрессированных, ему позволили работать по специальности.
Плюс жена рядом - родили ребёнка. В материальном плане, догадываюсь, жили
лучше, чем местные жители - "простые советские люди". Получал из
Москвы помощь более-менее регулярно. Ведь пишет, без поддержки Фонда
Солженицына "демократическое движение было бы совсем иным". И тут же
неумеренные комплименты знаменитому писателю.
Позволю не
согласится с Подрабинеком. Никакого отношения к демократии ни Солженицын, ни
его Фонд не имели. Солженицын был человеком ИМПЕРСКОГО сознания и таким умер.
Хотя прижизненные события в стране доказали его неправоту. Но его
"Архипелаг" нанёс такой сокрушительный удар по лживой политике
Кремля, что ещё не одно поколение будет использовать его труд для борьбы с
империализмом в России. И в этом его главная заслуга. Фонд Солженицына - чисто
благотворительный, для помощи пострадавшим от репрессий. После освобождения я
получил 300 рублей из Фонда, что дало мне лишнее время для поиска работы и
обустройства. Ну, а если бы не было Фонда и помощи, значит ли, что мои
убеждения и поведение были иными? Солженицын был далеко; разные люди
распоряжались его Фондом. И если средства оттуда использовались для
"демократии", то это совсем другая тема.
Вернемся к
"льготам" от Лубянки подробнее. Кто-то объяснит мягкость Приговора
тем, что Подрабинек передал за кордон рукопись книги, получил широкое паблисити
и соответствующую поддержку общественности. Кроме того, публично объявил о
шантаже арестом в случае отказа от эмиграции. Аргументы не убедительны.
Пафосное заявление о "выдавливании" из страны и гордый отказ - не
более чем акт самозащиты. Типа, я всех предупредил, всем объявил и если
тронете, то неизбежно Третья Мировая случится. Или как в 1941; "если
погибну - считайте меня коммунистом!" Нередко бывшие диссиденты питались
иллюзиями, мол, чем больше шума, тем больше шансов попасть в число
"неприкасаемых". Однако Подрабинека арестовали и дали ссылку. Но
какие-то ожидания КГБ не оправдались и его отправили в лагерь, добавив срок. В
итоге Подрабинек отсидел 5,5 лет. Мысль об "иллюзиях" косвенно
подтверждается тем, что освободившись в 1983 году, Подрабинек образно выражаясь,
"набрал в рот воды" и три с лишним года жил не высовываясь, дожидаясь
прихода к власти Горбачёва, который монаршей милостью позволил ему в 1987 году
начать выпуск еженедельника. То есть "в уже безопасное время".
Но год спустя
после ареста Подрабинека был арестован врач и поэт Некипелов. Этот человек был
на порядок выше Подрабинека по своему авторитету и активной правозащитной
деятельности. Получил стандартные 7 плюс 5, несмотря на двух малолетних детей.
И фактически погиб. А чуть раньше Подрабинека арестовали рабочего Евгения
Бузинникова, который вообще не занимался политикой. Я лично расследовал его
дело не хуже следователя. Бузинников собирал на свалке списанную литературу.
Попадались книги, изданные в СССР в 30-е годы, типа "Ленин и Троцкий"
и другие изъятые из библиотек. Кроме того, пытался встретиться с Андреем
Сахаровым (а может, и встретился, уже не помню). Получил стандартную трёшку, но
не ссылку, как Подрабинек. Уже в 1985 году судили журналиста Льва Тимофеева,
который тоже передал на Запад рукописи книг. Получил 6 плюс 5, несмотря на двух
малолетних детей. Почти одновремённо с ним судили и меня за 8 дней до окончания
предыдущего срока. Наказание то же, что и Тимофееву. Хотя о каком
"преступлении" речь, если человек за решёткой? А Подрабинек в это
время спокойно работал по специальности во Владимирской области. Нина
Лисовская, кандидат наук, вынуждена была работать уборщицей лишь за то, что
подписывала письма в чью-то поддержку.
Казалось бы, не
стоит обсуждать Подрабинека. В России была атмосфера андроповщины, даже после
его смерти. И человек не обязан быть "героем". Но это в случае, если бы сам Подрабинек не
пытался выстраивать людей "по ранжиру"; как оппозиционеров прошлого,
так и нынешних. Выступать в роли некоего непререкаемого морального "авторитета",
святее папы Римского. Въедливый читатель напомнит. Мол, Андрей Сахаров тоже
получил ссылку. Не соглашусь. Во-первых, Сахаров не работал фельдшером на
скорой помощи. Академик, трижды герой, лауреат разных премий, включая
Нобелевскую. Во-вторых, если бы посадили Сахарова в тюрьму, то кремлёвская
власть села бы в такое дерьмо, от которого не смогли бы отмыться несколько
поколений этой власти, включая Путина и тех, кто придёт ему на смену. А вот
профессора, членкора Армянской академии Юрия Орлова уже не постеснялись
арестовать; годом раньше Подрабинека. Но не в ссылку, а 7 плюс 5 получил. В 1981 году был арестован
один из коллег Подрабинека. На следствии полностью всё "осознал",
"раскаялся" и в награду получил лишь половину стандартного срока.
Вроде бы четыре года. Но не ссылку, подобно Подрабинеку.
Видеть мир в
чёрно-белом цвете означает отсутствие жизненного опыта. Мой опыт много богаче,
чем у Подрабинека; возможно, в силу различия в возрасте. В жизни мне
помогали разные люди: диссиденты, коммунисты и комсомольцы, рабочие и
служащие. За 16 с половиной лет ни один мент, санитар или надзиратель меня
пальцем не тронул. Вспоминаю, как пытался поступить грузчиком на Бобруйский
кожкомбинат, подделав медицинские документы. Но КГБ выследил, и меня отстранили
от работы. А я уже успел поселиться в общежитии. И болтался без дела,
разрабатывая разные планы. Дней через десять или больше вызывает директор.
"Почему не проходишь комиссию? И не дожидаясь ответа, протягивает мне
бумажку. "Смотри, раз ты уклоняешься, я сам всё
выяснил. Комбинат большой, вакансий много. Но, согласно этой справке, я
не могу тебя принять даже грузчиком, не нарушив закон. В чём твоя
проблема?"
И я открыто ему
рассказал о своей "антисоветской" деятельности, за которую объявили
сумасшедшим и 6 лет продержали по тюрьмам и психушкам. Директор внимательно
выслушал, помолчал: "М-да... история занятная. Ладно, давай договоримся
так; выселять из общежития не буду. Живи, сколько хочешь, только без скандалов.
Работу ищи, как сумеешь". Я поблагодарил и повернулся уходить, но директор
жестом остановил меня: "Послушай, родственников у тебя нет, помощи ждать
неоткуда. А когда у человека нет средств, у него появляются нехорошие мысли и
тянет на дурные поступки. Вот, лист
бумаги, пиши заявление. Я тебе выдам из директорского фонда. Такие права у меня
есть". И здесь меня слегка "занесло": "Вы что же, хотите,
чтобы я взял подачку от этого паршивого государства, отнявшего у меня 6 лет
свободы? Да я с голоду буду подыхать, но
не возьму! Самое лучшее, если меня оставят в покое". Директор раздражённо
махнул рукой: "Ладно, Кукобака, уходи. Видно, не зря тебя в психушку
сажали". На том и расстались. Директор - коммунист, по слухам
представлялся к званию Героя Соцтруда. Всё же, обойдя ловушки КГБ, я решил свои
проблемы. И подобных ситуаций было достаточно. Ещё один, более далёкий пример.
В конце 60-ых
меня попытались выселить из общежития якобы за пьянку, обнаружив пару пустых
бутылок. Я подал за клевету в суд на замдиректора Киевского завода химикатов;
ветерана войны и Героя СССР. Выражаясь спортивным языком, "весовые
категории" были совершенно несопоставимые. Рядовой электрик против
отставного генерала, героя войны. Стал собирать подписи свидетелей защиты. В
основном девушек, комсомольцев и коммунистов. Мой коллега по работе, секретарь
комсомола и кандидат в партию. Подхожу: "Лёня! - пойдёшь в суд свидетелем
защиты?" Тот ехидно улыбается: "Миша, ты что же, хочешь, чтобы я -
коммунист - защищал "врага народа?" А ты в суде скажешь, мол,
Кукобака злобный "антисоветчик", НО НЕ ПЬЮЩИЙ. Коммунист засмеялся:
"Ладно, давай записывай". Когда я представил в суд всех свидетелей,
судья был слегка растерян. В конечно счёте, дело отложили, процесс затянули.
Позже, приказ о выселении куда-то исчез и меня на время оставили в покое. Так что мир не состоит из двух цветов, как
это внушил себе и пытается навязать другим г-н Подрабинек.
Где-то в одном из
интервью Буковский, сам имеющий богатый тюремно-лагерный опыт, утверждал, что
около 90% процентов диссидентов, в той или иной мере шли на соглашение с КГБ. Я
не готов оспаривать подобное утверждение. Тем более что знаю немало примеров
подобных "уступок". Вообще-то, раскаяние-покаяние сугубо личное дело,
и никто не вправе за это человека осуждать. Но лишь в случае, если он не
навредил другим. А коллега Подрабинека сдал всё, что можно сдать. Но не
упоминаю имя, так как он живёт тихо и нигде никого публично не обсуждает.
Возможно, в какой-то ячейке в архиве ФСБ лежит ответ на вопрос о необычно
льготном наказании Подрабинека. Вопрос в другом. А заинтересован ли сам
Подрабинек, чтобы однажды ответ публично выскочил из ячейки архива ФСБ? Ему
лучше знать. В заключение, посоветовал
бы г-ну Подрабинеку словами великого американца Бенджамина Франклина:
"Вымой свой палец, прежде чем указывать на чужие пятна!".
