Руслан Агиев 1988 г .р. попросил политическое убежище в Европе вместе с женой и двумя маленькими детьми.
Родился и вырос на Северном Кавказе в Ингушетии.
Был похищен военными, незаконно содержался в тайной тюрьме, подвергался пыткам. Есть медицинские свидетельства.
Руслан рассказал о том, что ему на родине пришлось пережить.
- Как случилось, что в вашу жизнь вмешалась полиция?
- Спецслужбы и полиция зверствуют в Ингушетии с 2000-х. Помощи ждать не откуда. Постоянные «зачистки»: военные забирают молодых парней. Часто родные потом находят лишь трупы. Или не находят. Или эти труппы им – продают.
Так раскрывают «боевиков».
В нашей семье никто не имел конфликтов с законом. Никогда.
В феврале 2010 года, в семь утра к нам в частный двор ворвались военные.
Без объяснений меня и брата военные забрали с собой. Допрашивали. Их интересовало, знаем ли мы боевиков.
- Вам предъявили обвинения?
- Нет. Нас продержали пять часов и отпустили.
После этого в дом врывались еще пару раз и забирали на допрос.
Не били. Предлагали «вспомнить» что-то о друзьях или соседях. Мы отказались.
Родители стали бояться за меня и брата. В республики Ингушетия жители исчезают среди белого дня. Недалеко от нашего места жительства военные ворвались в частный дом, завернули парня 1986 г .р. в ковер и заживо взорвали! Труп родственники собирали по частям…
- Как вы попали в тюрьму?
В 6:30 утра 13 августа 2011 года в наш двор военные заехали на БТРах. Их лиц мы не видели. Они были в масках. Ингуши и русские. Около ста человек. Мы со сна не могли понять, что они в такой час делают на нашем огороде?
Вытащили из дома моих родителей преклонного возраста и меня. Брата не было.
Он находился в г. Сочи.
На меня надели наручники, как на преступника. Потащили в машину.
В нашем доме начался тщательный обыск: все нажитые годами вещи валялись по полу и затаптывались ногами.
К машине, где я сидел, подошел какой-то военный. Я сразу обратил внимание, что он в строительных перчатках. Ничего не объясняя, он вцепился мне в волосы. Потом прижал ленту скотча к моим пальцам. Руки были скованны за спиной наручниками.
- Сейчас ты поулыбаешься! – пригрозил неизвестный в маске, и подобрав валяющийся тут же в салоне машины черный пакет для мусора засунул его себе под камуфляжную куртку. Хлопнул дверью.
Я увидел, как этот человек направляется к моему дому!
С военными в масках был наш местный участковый.
Моему отцу предъявили какие-то бумаги. Я подумал, это ордер на обыск.
Через десять минут военные вышли из нашего двора с довольными лицами:
- Мы нашли пакет со взрывным устройством и патронами! – объявили они.
Оказалось, что пока кто-то показывал моему отцу ордер на обыск, кто-то в это же время подложил тот самый черный мешок с пучком моих волос в рюкзак, который лежал в сарае. Но они перепутали! Это оказался не мой рюкзак, а моего отца.
Была «найдена» и экстремистская литература на крыше нашего дома куда военные полезли по чердачной лестнице. Сухие, чистые книжки. Как они могли все время лежать на крыше?!
Книги обычно находятся на полке в шкафу.
Мне тут же, одели на голову пакет (оказалось, что пакетами военные хорошо снабжены). Пакет был точно такой же по качеству, что и со «взрывным устройством». Но никого это не смутило. Затем меня повезли в неизвестном направлении, крича, что я – «террорист» и «обязан во всем сознаться».
Я слышал как на дороге остановилась машина, в которой мы ехали: военные поменяли номера.
После этих действий, они привезли меня в какой-то старый дом. Похоже, там была база, где находились русские, ингуши и чеченцы. Я определил это по речи.
На базе под каким-то навесом, военные стали пытать меня током и били ногами. Наручники сняли, а руки и ноги связали скотчем. Угрожали убить. Уши прокололи проволокой и через нее подключали ток. Обливали водой. Снова били.
- Долго это продолжалось?
Часов девять. Вначале военные все делали молча. Потом – как бы между делом вспоминали «взрывное устройство» и «запрещенную литературу». Главное для них было, что бы я сознался, что все это – мое.
- Там есть твои волосы и отпечатки! Не отвертишься! – аргументировали они свою «просьбу».
Но я не сознался. Я знал, что это ложь.
Говорили, что убьют меня, но им ничего не будет. «При попытке к бегству» - так они выразились.
Ближе к ночи военные доставили меня в местное отделение СИЗО.
В СИЗО меня привезли с пакетом на голове, сняли его только внутри здания.
- Сколько вы там пробыли?
- Десять дней. В СИЗО били несильно. Не пытали. Но настойчиво уговаривали, сознаться в том, чего я не совершал. Сам начальник полиции приходил. Говорил, что дадут условный срок – лишь бы я сознался. Подписал оговор.
- Понимаешь, нам для раскрываемости очень нужно! – сообщил он мне.
Но я не стал оговаривать себя.
Через десять дней меня отпустили.
Начальник полиции предупредил:
- Наши люди с тобой сработали глупо. В следующий раз все будет иначе.
- Преследования продолжились?
- Да. Начальник полиции сдержал угрозы.
Через пару недель, т.е. 8 сентября 2011г. боевой машиной военные снесли наши ворота.
Все соседи – свидетели этому.
Военные стреляли по нашему двору из оружия. Но нас не оказалось дома.
Мы были у родственников.
В гневе военные сломали в доме двери, разбили ногами и прикладами мебель…
В тот день военными были убиты на соседних улицах несколько молодых парней.
Брат до сих пор не живет дома. Боится за свою жизнь.
Я с женой и детьми выехал из республики. Прошу убежище в Европе.
Полина Жеребцова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий