РЕПРЕССИРОВАННЫЕ УЛИЦЫ

Надежда НИЗОВКИНА

Накануне дня памяти политических репрессий бурятские власти напомнили нам, что у нас репрессируют не только людей. В средние века инквизиция судила животных, сталинский век занялся целыми народами, а сегодня репрессируют улицы, имеющие значение для народной памяти и общественного мнения. Речь идёт, к сожалению, не о переименовании улиц, а о гораздо худшем – об их уничтожении.

По официальному заявлению мэрии Улан-Удэ, начинается процедура отъёма ветхого (то есть неблагоустроенного) жилья у собственников с заменой или выкупом. Те, кто не был у нас, под сносом ветхого жилья понимают отдельные бараки, угрожающие жизни падающими потолками, уродующие столицу республики. Но те, кто приезжал искупаться в Байкале и заснять себя у дацана, расскажут, что гораздо сильнее они были впечатлены малоэтажным деревянным центром Улан-Удэ, обычными жилыми улицами, сохранившимися с имперских времён, и большинство фотографий на их туристических дисках – это фотографии старых домов и современного населения.

Наша историческая застройка – единый культурно-исторический комплекс на целые квадратные километры, а не редкие объекты, которые было бы легко отстоять, поставить под особый контроль. Эти обречённые дома берегут не реставраторы, а жильцы, не особенно задумываясь, они каждый день затапливают печки и выходят за порог в самое сердце города. Впору бегать по городу с видеоплёнкой, чтобы сохранить ему посмертную жизнь. Подчеркнём: актуальной и жилой части города, а не храму, допустим, или кремлю.

Согласно перечню улиц, подлежащих сносу, гибель ждёт в том числе улицу Линховоина, на которой располагается памятник жертвам политических репрессий. Сюда, на место бывшего здания НКВД, каждый год приходят жители, чьи родственники погибли в годы борьбы с панмонголизмом. Но сюда они не только приходят – они здесь живут, пока. Вскоре здесь будет располагаться коммерческая недвижимость, подрядчик уже назначен.

На старом месте, то есть на всей территории административно-культурного центра, предполагается возвести глянцевые офисы, правда, «в национальном стиле». Но жители будут перемещаться как раз на окраины, где для них построят многоэтажки безо всяких стилей. Живая жизнь центра уйдёт вслед за жителями, останутся только продавцы и клерки, покупатели и просители. Это напоминает ситуацию в Крымске, где якобы никуда не годные саманные домишки с огородиками, тоже в центре, объявили «зоной затопления» и переместили жильцов на самые кулички, соответственно, безо всяких огородиков. Там было искусственное наводнение – у нас поводом к чиновничьему озверению стало «естественное обветшание» жилого фонда. Неужели все старинно-прекрасные улицы обветшали за одну ночь, и спасти их невозможно?

Перед началом сноса из земли уже выкапывают колонки для воды, из которых мог пить и освежать лицо каждый прохожий, не обладающий средствами на покупку минеральной. Улан-удэнская водоколонка была последним оплотом социальной демократии, уцелевшей в эпоху бедности и комфорта. Ну ничего! Кто крепко стоит на своих ногах (как правило, на ногах своих работников, на своих они даже не ходят), так вот, такие достойные горожане пойдут и купят себе минералку для горла, билет в музей – для души, и руки вымоют в платном туалете, а всякие аутсайдеры сами выбрали свою судьбу, пусть не встают на пути у прогресса!

Заявление о тотальном сносе всего исторического центра города полностью сотрёт лицо столицы Бурятии. И какое лицо... В Иркутске такие дома отправляют в «исторический квартал». Там на них можно любоваться, но не жить. От запаха истории остаются только голые стены, изъятые с тех улиц, на которых что-то когда-то происходило. И всё-таки там их не уничтожают!

У нас всё откровеннее. Так называемые архитектурные памятники уцелеют только потому, что на них выбито имя верхнеудинского купца или советского чиновника, однако те, кому с табличкой не повезло, будут уничтожены. Останутся только чугунные памятники. Буряты могут любоваться на новеньких всадников-кочевников, поставленных для успокоения национального самолюбия, коммунисты на старенького Ленина, чья голова напротив мэрии является крупнейшей в мире головой вождя революции, ну и либералам оставят пару меценатских особнячков, только с реальной памятью города будет покончено.

Вряд ли тем, кто принял такое решение, нужно объяснять, чем отличается национальное искусство от ветхого жилого фонда. Они знают, что эти малоэтажные улицы являются единым историческим комплексом, неразрывным ареалом обитания людской памяти, что выхватить из этой зачистки отдельные домики и сохранить их – эффективное варварство. Нет никаких критериев того, чем отличаются исторически ценные дома и не ценные, поскольку все они относятся к одному архитектурному периоду на рубеже XIX и XX веков, каждый из них обладает особенностями орнамента окон, цвета деревянных или оштукатуренных стен, общей рельефной фактурой. Каждое высокое крыльцо для каких-нибудь четырёх квартирок облагораживают колонны, каждая трещинка стены помнит видных и забытых людей Бурятии. Но на языке судебных документов это будут оценивать совсем иначе – принижая и рыночную, и культурную цену, опуская на уровень трухлявых подпорок.

Это всё духовность, а мы за эффективность, возразят рыночники, отрывая поверхностный взгляд от монитора. Но реальная жизнь часто остается для них непонятной. Как быть с такими хрупкими вещами как стабильность? К подобным переменам нужно сперва быть готовыми экономически.

Бурятия – один из беднейших регионов России, приграничная республика, экономическое развитие которой (в том числе культурно-туристическое) нежелательно для федерального центра. В Бурятии низкое качество жизни компенсируется ее дешевизной. У нас можно существовать как птичка божия, снимая жилье. Комната в «трущобе» обходится в 3-4 тысячи рублей. Кстати, это где-то половина зарплаты дворника или библиотекаря – честного труда, между прочим. Поднапрягшись, студент или семейный приезжий может осилить целую такую квартиру, и это в центре, квартиру же в многоэтажке он не потянет – минимум 20 тысяч на окраине. Напомним, в домах без удобств, и даже без колонок, живут целые деревни, куда власти заманивают городских специалистов. А воду в деревнях привозит водовозная машина, два раза в неделю, если повезёт, и пьют её по четыре дня уже затхлую. Если это так невыносимо, то какую участь готовят людям в деревнях и что за герои туда должны ехать? Почему экономная жизнь в городе, с несколько большими удобствами, вдруг сочтена неприемлемой?

Для многих даже постоянных горожан собственная квартира недостижима, они её не унаследовали от предков, и их собственным подрастающим предкам тоже на это надеяться рано. Они могут жить человеческой жизнью, снижая собственные запросы к ее «качеству». Но лишенные того, что имеют, они отправятся на вокзал – ночевать за 10 рублей в сутки. Для разнообразия – в дежурной части. Там они вспомнят холодные сортиры в собственном дворе! И пойдут оправляться в чужие! Не-собственники – это, конечно, не люди, но и остальным от этого не станет спокойнее.

Говорят, центр у нас давно превратился в деревянное гетто, где бесправные люди живут и мучаются. Но только часть этих бесправных будет «осчастливлена» сомнительным переселением – это собственники жилья (кстати, стоимость городской маршрутки, по странному совпадению, только что возросла до 17 рублей, а переселят-то людей далековато). Но арендаторы, видимо, должны будут основать уже новое гетто: в канализации. Ну и что? В средневековых столицах «дно» занимало пятую часть населения, и жили же как-то! Версали строили даже. На века… И только социальную историю города, какой нет ни у кого, так не терпится снести нашей правящей элите. Очевидно, это убьёт сразу нескольких зайцев: сотрёт историю, ударит по бурятской самобытности, высвободит земли и неконтролируемые деньги для заказчика и подрядчика. Но социальный взрыв, укрепление преступности, бунт отверженных они вряд ли заказывали.

И, наконец, кто будет строить новые дома, в какие сроки, в каких условиях труда? Очевидно, строить будут бесправные китайцы. Такими волюнтаристскими темпами их немало погибнет под плитами. А затем гибель будет грозить уже тем счастливым новосёлам, ради которых всё это затевалось.

В эти же дни, опять-таки по странному совпадению, стало известно об отмене уроков бурятского (второго государственного) языка в ряде школ Улан-Удэ. Архитектура – это второй язык этноса, это книга неграмотных. Репрессии в отношении народа, не признанного репрессированным, продолжаются.

Сегодня ещё не поздно. Не соглашайтесь на дешёвый подкуп, ведь эта территория принадлежит не только вам, но и всей республике, это не просто неблагоустроенные квартиры, а культура целого народа. Надо требовать реставрации ваших и наших с вами домов со всем должным уважением к их возрасту. Собирайте среди ваших соседей подписи, их можно будет обратить в коллективные исковые заявления, отвергайте предложенную мэрией выкупную цену, не подписывайте акты, не покидайте своих стен. Я не отношу себя к градозащитному движению, но в этой работе готова помочь населению, и что-то мне властно говорит, что это самая серьёзная страница нынешнего времени. Не продавайте и не прощайте!

Я обращаюсь теперь не к улан-удэнцам: а в вашем городе есть места, которые на каждом шагу повторяют: живи и помни! Есть? Так пусть они будут, а не были, пока вы сами живы.