Дмитрий СТАРИКОВ
Начну издалека. В
обойму немногочисленных интересных западных авторов, переведенных на русский в
70-е, входит Н. Паркинсон, автор законов, названных его именем. Согласно одному
из них всякое явление достигает наивысшей степени внешнего величия как раз
тогда, когда оно само клонится к упадку. Примеры тому – собор Святого Петра в
Риме, воздвигнутый тогда, когда папы практически отказались от верховного
главенства над христианским миром. Или сооружение британского грандиозного
Министерства колоний, приуроченное к концу Британской империи. Или Дворец Наций
в Женеве, построенный перед началом Второй мировой войны и концом Лиги Наций, –
каждый приведет множество подобных примеров.
Еще пример – ближе.
Только что изданный с грифом «Сов. секретно», прекрасно оформленный
картографическим, цифровым и проч. материалом, оплаченный и премированный
паспорт разведанного месторождения золота. Теперь его будут забывать? Ничуть не
бывало. Еще несколько лет назад от поисковиков и «диких» старателей поступили
сведения об «ураганном» содержании там золота. И, независимо от Мингео,
множество государственных, частных и бог знает каких компаний уже расчехвостили
россыпь, а новоприбывшим золотодобытчикам остается только (работа тоже
необходимая) документировать отвалы.
Еще ближе пример:
источником того, что просвещенное человечество называет «римским правом»,
является кодекс византийского (считай – греческого) императора Юстиниана,
созданный через пару столетий после конца Римской империи. И вот, наконец, об
Украине. Принявшие в 988 году в Херсоне и Киеве христианство и окрестившие всех
своих данников (чем был закрыт вопрос о варяжском иге над народами Восточной
Европы, рюриковичи создали первую русскую империю с необходимым атрибутом ее –
принесенным византийскими миссионерами единым церковно-славянским языком. После
завоевания и раздела Киевской Руси скрепы (само слово – красная тряпка для
белоленточников) не всегда прямо, не всегда поступательно, но привели братские (еще
одна красная тряпка!) народы к единству вокруг первой освободившейся трети их –
Московского царства. Москва, по причинам своего завершенного к концу XIV века
освобождения, уже имела собственный письменный великорусский язык как язык
бытового и делового общения тогдашнего «среднего класса». Но при долгом и
трудном, захватившем столетие, с середины XVII по серединуXVIII века,
воссоединении пострадавшими, а без них такие процессы проходить не могут, –
все-таки в большей степени оказывались великороссы (один церковный раскол чего
стоит!), чем украинцы. Уже существовавший в качестве языка общения украинский
язык к середине XIX века становится языком литературным. Еще Тарас Шевченко в
письмах и дневниках пользовался языком великорусским. А во второй половине XIX
века Леся Украинка на востоке, Иван Франко на западе уже создавали «настоящий»
литературный украинский язык для десятков миллионов его носителей и в России, и
в Австро-Венгрии.
Наша Гражданская
война кончилась так, как она кончилась. С той только оговоркой, что
противостоявший большевикам монархические и либеральные корни были срезаны под
корень, силы националистические – и в порядке уступки, и для противодействия
великодержавному шовинизму, который тогда не мог не быть контрреволюционным, –
получили немалые преференции. Удвоив собственные украинские территории за счет
Новороссии, а с 1954 года – и Крыма, уничтожив Одессу в качестве
русскоговорящего многонационального «вольного» города, потеряв, наконец, во
время войн непримиримых к другим, не к себе, пассионарных вождей, украинские
патриоты нежданно-негаданно вдруг получили от Штатов и компрадорской ельцинской
хунты подарок в виде независимости. Когда окончательное единение народов
русского и украинского (кроме бандеровского Запада) уже произошло. И когда официальный,
уже вышедший из употребления несмотря ни на что украинский язык надоевших
советских и постсоветских чиновников – сделался атрибутом не сегодняшнего, а
вчерашнего дня. Вымывается основная, «средняя» часть носителей языка. А по
краям (как говорится, ad marginum) остаются две узкие прослойки: редких
обитателей самых дремучих окраин и специфической части гуманитарной
интеллигенции.
Так есть ли
украинский язык? Есть, конечно же. Им, только западенского толка, пользуются в
Западной Украине. На нем в первой трети XX века говорили жители исконной
центральной Украины. На нем написана большая литература, даже и научная
(Вернадский). На нем пробуют говорить (а в основном – заставить других
говорить) майданщики. (Белоленточные визитеры восхищаются тем, что даже у
майдановских костров говорят по-русски. Так это же не из уважения к нам, а
потому что по-другому не умеют.) И, слушая украинское радио, не только мы, но и
большинство коренных украинских граждан мало что понимают. А разговор между
собой таких же коренных «хохлов» мы понимаем отлично. Потому что говорят они не
на официальном украинском, а на диалекте русского. И где бы ни пролег
политический «Днепр» между русской и украинской Украиной – по-иному не будет.
Как и в Европе, как и во всем мире. Два процесса проходят везде и всегда
одновременно. Один – обретение каждым народом, обычно – через миссионерских
посредников – своей системности, своего национального сознания, своей
интеллигенции. Язык развивается и оформляется, становится языком интеллигенции,
иногда и нобелевской (Мис траль, Башевиц-Зенгер), но последние носители его
уходят из жизни, а дети переходят на большой региональный или всемирный язык.
Есть ли исключения? Есть. Израиль. Но – упаси бог какому-нибудь, даже самому
неправому, народу перенести то, что перенесли евреи.
Понятно, что
местные языки как элемент государственных ритуалов, фольклора будут, с огромной
государственной поддержкой, жить и развиваться. Но – считают же многие, что
через пару столетий останутся четыре языка: английский, испанский, китайский и
арабский. К счастью, мы до такого не доживем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий